чем крепостники-помещики, показаны в комедии "Недоросль" учителя Митрофанушки. Из них с наибольшим сочувствием обрисован отставной сержант Цыфиркин. Это человек прямой, честный, трудолюбивый. Свое появление в роли учителя он объясняет так: «Праздно жить не люблю. На досуге ребят обучаю». Учит он в меру своих знаний и возможностей, но учит добросовестно. Когда обнаруживается, что Митрофанушка ничему не научился, Цыфиркин отказывается от платы за труд: «Не за што».
На ругню Митрофана он ловко отвечает пословицей: «Собака лает, ветер носит». Цыфиркин вообще часто пользуется меткими народными пословицами и поговорками. Но на его язык сильный отпечаток наложила служба в армии. По первому же его высказыванию офицер Милон сразу узнает в нем служивого. Говорит Цыфиркин четко и точно формулируя свою мысль; его фраза немногословна; встречаются слова, принятые в армии: «приказ», «ваше благородие», «беглый огонь», «здешни господа добры командиры».
С юмористическим оттенком обрисован Кутейкин, дьячок, недоучившийся семинарист, «убоявшийся бездны премудрости». Кутейкин не лишен остроумия. По-видимому, он не без задней мысли заставляет Митрофанушку твердить своеобразную самохарактеристику: «Аз же есмь червь... А не человек». И Цыфиркин и Кутейкин с сочувствием относятся к участи крепостных слуг Простаковой. Оба возмущаются тем, что Вральман мешает им учить Митрофанушку по-настоящему. Оба они не лишены добродушия и шутливости, как это показывает их разговоре Еремеевной в конце 6 явления II действия. Эго типы домашних учителей, обычных в глухих провинциальных усадьбах XVIII века, далеких от учености, но добросовестно выполняющих свою трудную задачу обучения дворянских «недорослей».
Явно сатирическими красками обрисован третий учитель Митрофанушки — немец Вральман, тип учителя-проходимца (он кучер по профессии). Увидев полное невежество Простаковой и ее слепую любовь к сыну, Вральман разыгрывает роль доброго, нетребовательного педагога. Простакова в восторге от него, Митрофан тоже, а самому Вральману такая роль дает возможность скрыть свое невежество. Цыфиркин и Кутейкин разгадывают подлинное лицо этого тунеядца, но сделать ничего не могут. Типы подобных учителей из иностранцев были нередким явлением в домах дворян в XVIII веке. Тип такого учителя-проходимца, мосье Бопре, вывел впоследствии и Пушкин в повести «Капитанская дочка».
В комедии "Недоросль" очень удачно индивидуализирован язык каждого из этих учителей. У Цыфиркина язык бывшего военного: ругань в доме Простаковой он называет «беглым огнем», а Вральману угрожает: «А мы те и честь отдадим. Я — доской». Язык Кутейкина, как выходца из духовной среды, пестрит церковнославянскими оборотами: «Зван бых, и приедох», «Зубы грешников сокрушу» и т.п. Язык Вральмана — ломаный язык иностранца, с комическим произношением звуков и синтаксически неправильным построением предложений. Речь Вральмана принимает подобострастный характер, когда он говорит с хозяевами, нагло-развязный и высокомерный — при разговорах со слугами, что выразительно характеризует его лакейскую душу.
Ну, вот, к примеру: "Стародум: Друг мой! Что сказал я о дворянине, распространим теперь вообще на человека. У каждого свои должности. Посмотрим, как они исполняются, каковы, например, большею частию мужья нынешнего света, не забудем, каковы и жены. О мой сердечный друг! Теперь мне все твое внимание потребно. Возьмем в пример несчастный дом, каковых множество, где жена не имеет никакой сердечной дружбы к мужу, ни он к жене доверенности; где каждый с своей стороны своротили с пути добродетели. Вместо искреннего и снисходительного друга, жена видит в муже своем грубого и развращенного тирана. С другой стороны, вместо кротости, чистосердечия, свойств жены добродетельной, муж видит в душе своей жены одну своенравную наглость, а наглость в женщине есть вывеска порочного поведения. Оба стали друг другу в несносную тягость. Оба ни во что уже ставят доброе имя, потому что у обоих оно потеряно. Можно ль быть ужаснее их состояния? Дом брошен. Люди забывают долг повиновения, видя в самом господине своем раба гнусных страстей его. Имение растощается: оно сделалось ничье, когда хозяин его сам не свой. Дети, несчастные их дети, при жизни отца и матери уже осиротели. Отец, не имея почтения к жене своей, едва смеет их обнять, едва смеет отдаться нежнейшим чувствованиям человеческого сердца. Невинные младенцы лишены также и горячности матери. Она, недостойная иметь детей, уклоняется их ласки, видя в них или причины беспокойств своих, или упрек своего развращения. И какого воспитания ожидать детям от матери, потерявшей добродетель? Как ей учить их благонравию, которого в ней нет? В минуты, когда мысль их обращается на их состояние, какому аду должно быть в душах и мужа и жены! "
чем крепостники-помещики, показаны в комедии "Недоросль" учителя Митрофанушки. Из них с наибольшим сочувствием обрисован отставной сержант Цыфиркин. Это человек прямой, честный, трудолюбивый. Свое появление в роли учителя он объясняет так: «Праздно жить не люблю. На досуге ребят обучаю». Учит он в меру своих знаний и возможностей, но учит добросовестно. Когда обнаруживается, что Митрофанушка ничему не научился, Цыфиркин отказывается от платы за труд: «Не за што».
На ругню Митрофана он ловко отвечает пословицей: «Собака лает, ветер носит». Цыфиркин вообще часто пользуется меткими народными пословицами и поговорками. Но на его язык сильный отпечаток наложила служба в армии. По первому же его высказыванию офицер Милон сразу узнает в нем служивого. Говорит Цыфиркин четко и точно формулируя свою мысль; его фраза немногословна; встречаются слова, принятые в армии: «приказ», «ваше благородие», «беглый огонь», «здешни господа добры командиры».
С юмористическим оттенком обрисован Кутейкин, дьячок, недоучившийся семинарист, «убоявшийся бездны премудрости». Кутейкин не лишен остроумия. По-видимому, он не без задней мысли заставляет Митрофанушку твердить своеобразную самохарактеристику: «Аз же есмь червь... А не человек». И Цыфиркин и Кутейкин с сочувствием относятся к участи крепостных слуг Простаковой. Оба возмущаются тем, что Вральман мешает им учить Митрофанушку по-настоящему. Оба они не лишены добродушия и шутливости, как это показывает их разговоре Еремеевной в конце 6 явления II действия. Эго типы домашних учителей, обычных в глухих провинциальных усадьбах XVIII века, далеких от учености, но добросовестно выполняющих свою трудную задачу обучения дворянских «недорослей».
Явно сатирическими красками обрисован третий учитель Митрофанушки — немец Вральман, тип учителя-проходимца (он кучер по профессии). Увидев полное невежество Простаковой и ее слепую любовь к сыну, Вральман разыгрывает роль доброго, нетребовательного педагога. Простакова в восторге от него, Митрофан тоже, а самому Вральману такая роль дает возможность скрыть свое невежество. Цыфиркин и Кутейкин разгадывают подлинное лицо этого тунеядца, но сделать ничего не могут. Типы подобных учителей из иностранцев были нередким явлением в домах дворян в XVIII веке. Тип такого учителя-проходимца, мосье Бопре, вывел впоследствии и Пушкин в повести «Капитанская дочка».
В комедии "Недоросль" очень удачно индивидуализирован язык каждого из этих учителей. У Цыфиркина язык бывшего военного: ругань в доме Простаковой он называет «беглым огнем», а Вральману угрожает: «А мы те и честь отдадим. Я — доской». Язык Кутейкина, как выходца из духовной среды, пестрит церковнославянскими оборотами: «Зван бых, и приедох», «Зубы грешников сокрушу» и т.п. Язык Вральмана — ломаный язык иностранца, с комическим произношением звуков и синтаксически неправильным построением предложений. Речь Вральмана принимает подобострастный характер, когда он говорит с хозяевами, нагло-развязный и высокомерный — при разговорах со слугами, что выразительно характеризует его лакейскую душу.
"Стародум: Друг мой! Что сказал я о дворянине, распространим теперь вообще на человека. У каждого свои должности. Посмотрим, как они исполняются, каковы, например, большею частию мужья нынешнего света, не забудем, каковы и жены. О мой сердечный друг! Теперь мне все твое внимание потребно. Возьмем в пример несчастный дом, каковых множество, где жена не имеет никакой сердечной дружбы к мужу, ни он к жене доверенности; где каждый с своей стороны своротили с пути добродетели. Вместо искреннего и снисходительного друга, жена видит в муже своем грубого и развращенного тирана. С другой стороны, вместо кротости, чистосердечия, свойств жены добродетельной, муж видит в душе своей жены одну своенравную наглость, а наглость в женщине есть вывеска порочного поведения. Оба стали друг другу в несносную тягость. Оба ни во что уже ставят доброе имя, потому что у обоих оно потеряно. Можно ль быть ужаснее их состояния? Дом брошен. Люди забывают долг повиновения, видя в самом господине своем раба гнусных страстей его. Имение растощается: оно сделалось ничье, когда хозяин его сам не свой. Дети, несчастные их дети, при жизни отца и матери уже осиротели. Отец, не имея почтения к жене своей, едва смеет их обнять, едва смеет отдаться нежнейшим чувствованиям человеческого сердца. Невинные младенцы лишены также и горячности матери. Она, недостойная иметь детей, уклоняется их ласки, видя в них или причины беспокойств своих, или упрек своего развращения. И какого воспитания ожидать детям от матери, потерявшей добродетель? Как ей учить их благонравию, которого в ней нет? В минуты, когда мысль их обращается на их состояние, какому аду должно быть в душах и мужа и жены! "