Как говорится, не повезло Женьке Сидорову! Перед самым концом четверти он схлопотал двойку по ненавистной ему биологии. Мама его очень разозлилась и увезла его на дачу, под надежный присмотр двух дядюшек: дяди Васи и дяди Жоры. Все ребята веселились, на ёлки ходят, в кино, а онна даче. Но как раз самое интересное начинается именно здесь. Дядюшки-то оказались изобретателями и как начал наш Женька путешествовать из их сарайчика по разным векам и странам. И везде-то он, неугомонный, пытается историю как бы переписать немного, подправить: то Цезарю откроет секрет страшного заговора против него, то среднего брата (в обход старшего) на престол посадит, то уличит нерадивых отроков в неграмотности и перевирании слов. Да и опасностей повидал он не мало: и казнить-то его хотели, и высечь, и тележка времени сломалась. А самое удивительное: все исторические персонажи — один в один Женькины знакомые. Дядя Вася — вылитый Цезарь, дядя Жора — Помпей, Максим Емельяныч — Наполеон. И без учителей не обошлось: историчка Ирина Алексеевна очень похожа на Марину Мнишек, а ботаничка Раиса Яковлевна — копия боярыни Морозовой. Это приключенческая повесть-сказка, весьма интересная и поучительная, в которой смешались реальная жизнь и самые невероятные происшествия. А ведь все началось всё с того, что пятиклассник пионер Сидоров получил возможность путешествовать на волшебной тележке ("машине времени") в различные исторические эпохи.
Вот совсем короткое стихотворение :И увидел месяц лукавый,Притаившийся у ворот,Как свою посмертную славуЯ меняла на вечер тот. Теперь меня позабудут,И книги сгниют в шкафу. Ахматовской звать не будут Ни улицу, ни строфу. Или вот еще (тут 16 будет) : Дверь полуоткрыта,Веют липы сладко…На столе забытыХлыстик и перчатка. Круг от лампы желтый…Шорохам внимаю.Отчего ушел ты? Я не понимаю… Радостно и ясноЗавтра будет утро.Эта жизнь прекрасна,Ты совсем устало, Бьешься тише, глуше…Знаешь, я читала,Что бессмертны души.1911 Или как раз 20: МУЗЕ Муза-сестра заглянула в лицо,Взгляд ее ясен и ярок.И отняла золотое кольцо, Первый весенний подарок. Муза! ты видишь, как счастливы все - Девушки, женщины, вдовы…Лучше погибну на колесе,Только не эти оковы. Знаю: гадая, и мне обрыватьНежный цветок маргаритку.Должен на этой земле испытатьКаждый любовную пытку.Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:"Взор твой не ясен, не ярок… "Тихо отвечу: "Она отнялаБожий подарок".1911 Это последнее, оно самое нейтральное. А выбор уж за тобой! Здесь все то же, то же, что и прежде, Здесь напрасным кажется мечтать. В доме, у дороги непроезжей, Надо рано ставни запирать. Тихий дом мой пуст и неприветлив, Он на лес глядит одним окном, В нем кого-то вынули из петли И бранили мертвого потом. Был он грустен или тайно-весел, Только смерть - большое торжество. На истертом красном плюше кресел Изредка мелькает тень его. И часы с кукушкой ночи рады, Все слышней их четкий разговор. В щелочку смотрю я: конокрады Зажигают за холмом костер. И, пророча близкое ненастье, Низко, низко стелется дымок. Мне не страшно. Я ношу на счастье емно-синий шелковый шнурок. Май 1912
Теперь меня позабудут,И книги сгниют в шкафу. Ахматовской звать не будут Ни улицу, ни строфу.
Или вот еще (тут 16 будет) :
Дверь полуоткрыта,Веют липы сладко…На столе забытыХлыстик и перчатка.
Круг от лампы желтый…Шорохам внимаю.Отчего ушел ты? Я не понимаю…
Радостно и ясноЗавтра будет утро.Эта жизнь прекрасна,Ты совсем устало, Бьешься тише, глуше…Знаешь, я читала,Что бессмертны души.1911
Или как раз 20:
МУЗЕ
Муза-сестра заглянула в лицо,Взгляд ее ясен и ярок.И отняла золотое кольцо, Первый весенний подарок.
Муза! ты видишь, как счастливы все - Девушки, женщины, вдовы…Лучше погибну на колесе,Только не эти оковы.
Знаю: гадая, и мне обрыватьНежный цветок маргаритку.Должен на этой земле испытатьКаждый любовную пытку.Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:"Взор твой не ясен, не ярок… "Тихо отвечу: "Она отнялаБожий подарок".1911
Это последнее, оно самое нейтральное. А выбор уж за тобой!
Здесь все то же, то же, что и прежде, Здесь напрасным кажется мечтать. В доме, у дороги непроезжей, Надо рано ставни запирать.
Тихий дом мой пуст и неприветлив, Он на лес глядит одним окном, В нем кого-то вынули из петли И бранили мертвого потом.
Был он грустен или тайно-весел, Только смерть - большое торжество. На истертом красном плюше кресел Изредка мелькает тень его.
И часы с кукушкой ночи рады, Все слышней их четкий разговор. В щелочку смотрю я: конокрады Зажигают за холмом костер.
И, пророча близкое ненастье, Низко, низко стелется дымок. Мне не страшно. Я ношу на счастье емно-синий шелковый шнурок. Май 1912