А Герасим все греб да греб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней. Он бросил весла, приник головой к Муму, которая сидела перед ним на сухой перекладинке – дно было залито водой, – и остался неподвижным, скрестив могучие руки у ней на спине, между тем как лодку волной помаленьку относило назад к городу. Наконец Герасим выпрямился, поспешно, с каким-то болезненным озлоблением на лице, окутал веревкой взятые им кирпичи, приделал петлю, надел ее на шею Муму, поднял ее над рекой, в последний раз посмотрел на нее… Она доверчиво и без страха поглядывала на него и слегка махала хвостиком. Он отвернулся, зажмурился и разжал руки… Герасим ничего не слыхал, ни быстрого визга падающей Муму, ни тяжкого всплеска воды; для него самый шумный день был безмолвен и беззвучен, как ни одна самая тихая ночь не беззвучна для нас, и когда он снова раскрыл глаза, по-прежнему спешили по реке, как бы гоняясь друг за дружкой, маленькие волны, по-прежнему поплескивали они о бока лодки, и только далеко назади к берегу разбегались какие-то широкие круги.
Рассказ о Гавроше — отрывок из большого романа Виктора Гюго «Отверженные» . Изображаемые в нем события относятся к 1832 году, когда трудящиеся Парижа восстали против господства буржуазии и королевской власти. Улицы огромного старого города покрылись баррикадами. Вместе с храбрыми борцами сражался и Гаврош. Брошенный на произвол судьбы, ребенок жил на улице и вынужден был сам добывать себе пропитание. Он был умен, находчив, весел и часто задорной песенкой побеждал голод и нужду. В маленьком оборванном бродяге жила великая душа французского народа — одного из самых жизнерадостных и свободолюбивых народов мира. Когда в городе началось восстание, Гаврош сразу понял, на чьей стороне правда, и стал в ряды тех, кто боролся против угнетателей.
