Начиная анализ стихотворения а. фета «музе», следует в первую очередь обратить внимание на время его написания. в 1882 году поэту было уже шестьдесят лет, свет увидели несколько сборников его произведений, позади осталась непростая с возвращением дворянства и фамилии шеншин. поэтому стихотворение «музе» скорее философское, чем лирическое, на первый план выходят размышления автора о своём пути, а не просто любование жизнью. каждый поэт хотя бы в одном произведении задумывается о своём даре, пытается осознать его. в стихотворении «музе» фет тонко обозначает это незримое присутствие вдохновения: «пришла и села. счастлив и тревожен, ласкательный твой повторяю » муза не называется по имени во всём стихотворении, и это начало, два глагола без обозначения действующего лица, отражает неожиданность, эфемерность её появления. «счастлив и тревожен» — противопоставление двух таких разных эмоций показывает, как зыбко вдохновение, как трудно уметь им распорядиться. и всё же дар писать — великое благо, и автор подчёркивает это, называя музу «святыня», «в венце из звёзд», «богиня». можно сказать, что поэт равняет её с совестью, с верностью человека высшей правде. «и рабскому их буйству я в угоду твоих речей не осквернял» — резкое, хлёсткое высказывание автора своей категоричностью заставляет верить ему. после почти негодующего тона второго четверостишия поэт вновь возвращается к спокойному и благоговейному описанию музы. «заветная», «незримая», «нетленная», «задумчивой» — эпитеты третьего четверостишия рисуют читателю её божественное начало, снисходящее к человеку. но здесь угадывается и некоторая похвальба автора: после утверждений, что «заботливо хранил свободу», «непосвящённых не звал» и «в угоду не осквернял», он пишет: «всё та же ты, заветная святыня» то есть поэт, сохранив свой дар в чистоте, уверен, что он заслужил его. и это действительно так, ведь высшую правду, как и вдохновение, нельзя склонять в угоду низменным целям. стихотворение написано пятистопным ямбом, с чередованием женской и мужской рифмы. ударные окончания строф, как и инверсия, подчёркивают суть произведения: отрицание автором самой возможности вдохновением. а олицетворение музы и сравнение её с божеством заставляют и читателя почувствовать всё величие и вместе с тем бремя поэтического дара. сам же автор говорит о нём скромно: «и если дар мой пред тобой », допуская, что не мог в полной мере распорядиться им. но зато смог защитить музу, сохранить её первозданную чистоту, — и этим исполнил главное назначение поэта.
