История станционного смотрителя окрашена грустью и состраданием. Она напоминает библейскую притчу о блудном сыне, только речь в повести — о «блудной» дочери. Об этом говорит и такая деталь: в доме смотрителя висели картинки, изображавшие историю блудного сына. Раскаяние наступает для Дуни слишком поздно: отец уже в могиле.
