1.Яким чином, за Р.Акутагавою, можна побачити справжнє обличчя людини? 2.Чому Кандата звертається до інших утікачів з пекла зі словами «Гей, грішники. »? 3.Чому обірвана павутинка так і продовжує висіти над пеклом без обмана
В рассказе Бунина «Сверчок» автор раскрывает красоту человеческой души, присущую даже самому неприметному человеку, такому как главный герой, Илья Капитонов по прозвищу Сверчок.Сверчок - шорник в доме барина, в рассказе он сравнивается с другим шорником, Василием, и во всем кажется хуже товарища. Он неказистый, лысый и низкорослый, работает не так складно, как Василий. В описании главного героя Бунин часто использует, казалось бы, несовместимые эпитеты, сравнивая Сверчка одновременно со стариком и ребенком. Этим автор пытается показать не только бес главного героя, но его открытость миру, а также выражает свое сочувствие.Обыденные описания комнаты работы шорников и их внешнего вида в сочетании с приземленностью главного героя контрастируют с красотой его души, которая проявилась в личной трагедии Сверчка.Над шорником добродушно подшучивает и Василий, и барин, а барыня даже не знает его имени, но после того, как они узнают его жизненную историю, перестают над ним смеяться и относятся с некоторым уважением.Блуждая в тумане по пути к дому, сын Сверчка теряет последние силы и надежду, останавливается и замерзает в снегу. Сверчок пытается ему всеми силами - ему не жаль отдать сыну последнюю накидку, да только этим его все равно не Когда сын уже не может идти, Сверчок несет его полпути, пока сам не валится с ног от усталости. В этом проявляется его внутренний протест перед несчастьем, он остается с сыном до конца, дотягивает его тело до железнодорожных путей, где их находит кондуктор.Самоотверженность Сверчка находит отклик в сердцах слушателей, а больше всего они удивляются тому, что такой обычный и неказистый человек как Сверчок на настоящий Поступок. Сам же Сверчок относится к происшедшему просто и буднично, считая что поступил так, как должен был, что подчеркивает его внутреннее благородство. Даже после трагедии он не перестает быть отзывчивым и открытым миру, его сердце не ожесточается.
Широкий двор был весь покрыт сияющим, белым мягким снегом. Синели в нем глубокие человечьи и частые собачьи следы. Воздух, морозный и тонкий, защипал в носу, иголочками уколол щеки. Каретник, сараи и скотные дворы стояли приземистые, покрытые белыми шапками, будто вросли в снег. Как стеклянные, бежали следы полозьев от дома через весь двор. Никита сбежал с крыльца по хрустящим ступенькам. Внизу стояла новенькая сосновая скамейка с мочальной витой веревкой. Никита осмотрел — сделана прочно, попробовал — скользит хорошо, взвалил скамейку на плечо, захватил лопатку, думая, что понадобится, и побежал по дороге вдоль сада, к плотине. Там стояли огромные, чуть не до неба, широкие ветлы, покрытые инеем, — каждая веточка была точно из снега. Никита повернул направо, к речке, и старался идти по дороге, по чужим следам... На крутых берегах реки Чагры намело за эти дни большие пушистые сугробы. В иных местах они свешивались мысами над речкой. Только стань на такой мыс — и он ухнет, сядет, и гора снега покатится вниз в облаке снежной пыли. Направо речка вилась синеватой тенью между белых и пушистых полей. Налево, над самой кручей, чернели избы, торчали журавли деревни Со-сновки. Синие высокие дымки поднимались над крышами и таяли. На снежном обрыве, где желтели пятна и полосы от золы, которую сегодня выгребли из печек, двигались маленькие фигурки. Это были Никитины приятели — мальчишки с «нашего конца» деревни. А дальше, где речка загибалась, едва виднелись другие мальчишки, «кон-чанские», очень опасные. Никита бросил лопату, опустил скамейку на снег, сел на нее верхом, крепко взялся за веревку, оттолкнулся ногами раза два, и скамейка сама пошла с горы. Ветер засвистал в ушах, поднялась с двух сторон снежная пыль. Вниз, все вниз, как стрела. И вдруг там, где снег обрывался над кручей, скамейка пронеслась по воздуху и скользнула на лед. Пошла тише, тише и стала. Никита засмеялся, слез со скамейки и потащил ее в гору, увязая по колено. Когда же он взобрался на берег, то невдалеке, на снежном поле, увидел черную, выше человеческого роста, как показалось, фигуру Аркадия Ивановича. Никита схватил лопату, бросился на скамейку, слетел вниз и побежал по льду к тому месту, где сугробы нависали мысом над речкой. Взобравшись под самый мыс, Никита начал копать пещеру. Работа была легкая — снег так и резался лопатой. Вырыв пещерку, Никита влез в нее, втащил скамейку и изнутри стал закладываться комьями. Когда стенка была заложена, в пещерке разлился голубой полусвет, — было уютно и приятно. Никита сидел и думал, что ни у кого из мальчишек нет такой чудесной скамейки... — Никита! Куда ты провалился? — услышал он голос Аркадия Ивановича. Никита... посмотрел в шель между комьями. Внизу, на льду, стоял, задрав голову, Аркадий Иванович. — Где ты, разбойник? Аркадий Иванович поправил очки и полез к пещерке, но сейчас же увяз по пояс; — Вылезай, все равно я тебя оттуда вытащу. Никита молчал. Аркадий Иванович попробовал лезть выше, но опять увяз, сунул руки в карманы и сказал: — Не хочешь, не надо. Оставайся. Дело в том, что мама получила письмо из Самары... Впрочем, прощай, я ухожу... — Какое письмо? — спросил Никита. — Ага! Значит, ты все-таки здесь. — Скажите, от кого письмо? — Письмо насчет приезда одних людей на праздники. Сверху сейчас же полетели комья снега. Из пещерки высунулась голова Никиты. Аркадий Иванович весело засмеялся.
