1.як називається ресторан в якому познайомились головні герої твору останій листок
2.з якого штату в нью йорк прибула джонсі
3.що мріяла намалювати джонсі
4.листя якої рослини рахувала хвора дівчинка
5. як художник берман заробляв собі на хліб
6.що сталося з берманом
7.хто знайшов хворого бермана безпорадного від страждання
8.як пестлево сью називала свою хвору подругу
9.хто з героїв новели останій листок схожий сивою бородою на біблійного моїсея
Наталья Савишна служила в доме Николеньки и ведала ключами от кладовой. С юности отличалась она “кротостью нрава и усердием”, поэтому ее сделали няней родившейся девочки, матери главного героя. Непросто складывается жизнь героини: решив выйти замуж, она не получила благословения у своих господ и была сослана на скотный двор.
Но перипетии судьбы не надломили чуткую женщину: по-прежнему она согревала весь Дом своей любовью. Характер Наталья Савишна имела властный, поэтому прислуга в доме побаивалась ее. Решение господ о вольной Наталья
Савишна восприняла как желание отделаться от нее: “…я вам чем-нибудь противна, что вы меня со двора гоните”. Эта редкостная женщина никогда не думала и не говорила о себе.
Ее бескорыстная, нежная любовь к людям делала их добрее, человечнее.
Сундуки Натальи Савишны – кладезь необходимых для жизни вещей. Николенька вспоминает происшествие со скатертью, и свое поведение в этом эпизоде, когда мысленно обругал няню: “Как! – говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлебываясь от слез, – Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне ты и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового
мальчишку. Нет, это ужасно! ” Этот эпизод остался в памяти мальчика навсегда, так как здесь Наталья Савишна, расстроившись, глядя на слезы мальчика, первая решила помириться.
Доброта героини бесконечна, и именно она заставила Николеньку испытать настоящий стыд: “У меня недоставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда”.
Итак, образ Натальи Савишны раскрыть отношение главного героя повести к жизни, к людям. А сам характер жизни Натальи Савишны – пример подлинной любви и самопожертвования.
Любезный Святослав!
Мне очень жаль, что ты до сих пор ленишься меня уведомить о том, что ты делаешь и что делается в Петербурге. Я теперь живу в Тарханах, в Чембарском уезде (вот тебе адрес на случай, что ты его не знаешь), у бабушки, слушаю, как под окном воет мятель (здесь всё время ужасные, снег в сажень глубины, лошади вязнут и <...>, и соседи оставляют друг друга в покое, что, в скобках, весьма приятно), ем за десятерых, <...> не могу, потому что девки воняют, пишу четвертый акт новой драмы, взятой из происшествия, случившегося со мною в Москве. — О Москва, Москва, столица наших предков, златоглавая царица России великой, малой, белой, черной, красной, всех цветов, Москва, <...> преподло со мною поступила. Надо тебе объяснить сначала, что я влюблен. И что же я этим выиграл? — Одни <...>. Правда, сердце мое осталось покорно рассудку, но в другом не менее важном члене тела происходит гибельное восстание. Теперь ты ясно видишь мое несчастное положение и, как друг, верно а может быть, и позавидуешь, ибо всё то хорошо, чего у нас нет, от этого, верно, и <...> нам нравится. Вот самая деревенская филозофия!
Я опасаюсь, что моего «Арбенина» снова не пропустили, и этой мысли подало повод твое молчание. Но об этом будет!
Также я боюсь, что лошадей моих не продали и что они тебя затрудняют. Если бы ты об этом раньше написал, то я бы прислал денег для прокормления их и людей, и потом если они не продадутся, то я отсюда не возьму столько лошадей, сколько намереваюсь отвечай, как получишь.
Объявляю тебе еще новость: летом бабушка переезжает жить в Петербург, т. е. в июне месяце. Я ее уговорил потому, что она совсем истерзалась, а денег же теперь много, но я тебе объявляю, что мы все-таки не расстанемся.
Я тебе не описываю своего похождения в Москве в наказание за твою излишнюю скромность, — и хорошо, что вспомнил об наказании — сейчас кончу письмо (ты видишь из этого, как я еще добр и великодушен).
М. Лермонтов.