она много читала о море — много хороших книг. но она никогда не думала о нем, о море. наверно, потому, что когда читаешь о чем-то далеком, это далекое всегда кажется несбыточным.
она много раз видела море. видела в третьяковке и эрмитаже, где была прошлым летом с мамой. потом тоже с мамой, когда они были во владимире в успенском соборе, — еле видимая фреска андрея рублева «земля и море мертвых». так, кажется, называлась она.
видела она море в кино и на открытках. видела по телевизору и на плакатах.
но опять она никогда не думала о нем, о море…
а сейчас увидела и не поверила. море было совсем не такое, каким она могла его себе представить. может, оно и бывает когда-то таким, как в книгах, на картинах, на экране! может… наверно, бывает…
но сейчас… сейчас море было большое и теплое. теплое и большое. большое, каким может быть только море. теплое, как мама…
они и прежде часто оставались втроем: отец, дочь и собака. и раньше отец, возвращаясь с дежурства, заходил в магазин, а таня готовила.
— наша мама, скорее, мужское начало в семье, — шутил отец, — а я уж, простите, женское. я всегда дома, а она в разъездах. у нее и профессия женского рода не имеет — геодезист…
отец посмеивался не только над мамой. над таней — тоже. за то, что у нее нет настоящего призвания в жизни. за то, что она даже в школе металась между и , и , физкультурой и .
— странный ребенок ты, татьян! — говорил отец. — ну, хоть бы к музыке проявила наклонность, хоть к рисованию…
он говорил «хоть бы», а таня знала: отец хочет, чтобы она была врачом. она чувствовала это, понимала по многим разговорам его и просто по тому, что он рассказывал ей о своей больнице. чувствовала: это он для нее говорит.
— нормальный советский ребенок! слава богу, не , не художница! учиться — доучиться! не будет этого самого призвания, пойдет в рыбный институт или в мукомольный техникум… и, в отличие от нашего папы, не будет сидеть дома. поездит, хватит лиха… все равно когда-то человеком станет!
так говорила мама.
отец действительно никуда не уезжал. да и куда ехать врачу, прикованному к своей больнице!
мама раз, а то и два раза в год уезжала надолго: в анадырь уезжала, на чукотку, в магадан, на сахалин и еще куда-то. туда, где были их экспедиции. а они были всюду.
1.ранняя смерть матери царевны. издалече наконец воротился царь-отец. на него она взглянула, тяжелешенько вздохнула, восхищенья не снесла и к обедне умерла. 2.злая мачеха. год прошел, как сон пустой, царь женился на другой. 3. высока, стройна, бела, и умом и всем взяла; но зато горда, ломлива, своенравна и ревнива. 4.больше всего она любила себя и ценила свою красоту. ей в приданое дано было зеркальце одно; свойство зеркальце имело: говорить оно умело. 5.злой замысел царицы. она, черной зависти полна, бросив зеркальце под лавку, позвала к себе чернавку 6. приказание чернавке отвести царевну в лес «на съедение волкам». и наказывает ей, сенной девушке своей, весть царевну в глушь лесную и, связав ее, живую под сосной оставить там на съедение волкам. 7. странствие королевича елисея в поисках царевны. королевич елисей, усердно богу, отправляется в дорогу за красавицей-душой, за невестой молодой. 8.жизнь царевны у семи богатырей. дом царевна обошла, всё порядком убрала, засветила богу свечку, затопила жарко печку, на полати взобралась и тихонько улеглась. 9. входят семь богатырей, семь румяных усачей. 10. день за днем идет, мелькая, а царевна молодая всё в лесу, не скучно ей у семи богатырей. 11.появление царицы. видит: нищая черница ходит по двору, клюкой отгоняя пса. 12.переодевшись монахиней, царица появляется у семи богатырей и дает царевне отравленное яблоко. кушай яблочко, мой свет за обед», — старушоночка сказала, поклонилась и 13.смерть царевны и прощание с ней семи богатырей. вдруг она, моя душа, пошатнулась не дыша, белы руки опустила, плод румяный уронила, 14.семь богатырей не стили хоронить царевну «она, как под крылышком у сна, тиха, свежа лежала, что лишь только не дышала. сотворив обряд печальный, вот они во гроб хрустальный труп царевны молодой положили — и толпой понесли в пустую гору 15.королевич отправляется на поиски пропавшей невесты, долго странствовал по свету, спрашивал о царевне у людей, у солнца, у месяца. только ветер указал ему на гору с глубокой пещерой, где находился гроб с царевной. там за речкой тихоструйной есть высокая гора, в ней глубокая нора; в той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный 16.королевич находит невесту. перед ним, во мгле печальной, гроб качается хрустальный, и в хрустальном гробе том спит царевна вечным сном. 17.увидев мертвую царевну, королевич в отчаянии ударяется о хрустальный гроб, гроб разбился и царевна ожила. гроб разбился. дева вдруг ожила. глядит вокруг изумленными глазами, и, качаясь над цепями, привздохнув, произнесла: «как же долго я спала! » 18.смерть злобной мачехи. узнав, что царевна жива, мачеха умирает от тоски и злости. злая мачеха, вскочив, об пол зеркальце разбив, в двери прямо побежала и царевну повстречала. тут ее тоска взяла, 19.свадьба царевны и королевича елисея. свадьбу тотчас учинили, и с невестою своей обвенчался елисей; и никто с начала мира не видал такого пира; я там был, мед, пиво пил, да усы лишь обмочил.
она много читала о море — много хороших книг. но она никогда не думала о нем, о море. наверно, потому, что когда читаешь о чем-то далеком, это далекое всегда кажется несбыточным.
она много раз видела море. видела в третьяковке и эрмитаже, где была прошлым летом с мамой. потом тоже с мамой, когда они были во владимире в успенском соборе, — еле видимая фреска андрея рублева «земля и море мертвых». так, кажется, называлась она.
видела она море в кино и на открытках. видела по телевизору и на плакатах.
но опять она никогда не думала о нем, о море…
а сейчас увидела и не поверила. море было совсем не такое, каким она могла его себе представить. может, оно и бывает когда-то таким, как в книгах, на картинах, на экране! может… наверно, бывает…
но сейчас… сейчас море было большое и теплое. теплое и большое. большое, каким может быть только море. теплое, как мама…
они и прежде часто оставались втроем: отец, дочь и собака. и раньше отец, возвращаясь с дежурства, заходил в магазин, а таня готовила.
— наша мама, скорее, мужское начало в семье, — шутил отец, — а я уж, простите, женское. я всегда дома, а она в разъездах. у нее и профессия женского рода не имеет — геодезист…
отец посмеивался не только над мамой. над таней — тоже. за то, что у нее нет настоящего призвания в жизни. за то, что она даже в школе металась между и , и , физкультурой и .
— странный ребенок ты, татьян! — говорил отец. — ну, хоть бы к музыке проявила наклонность, хоть к рисованию…
он говорил «хоть бы», а таня знала: отец хочет, чтобы она была врачом. она чувствовала это, понимала по многим разговорам его и просто по тому, что он рассказывал ей о своей больнице. чувствовала: это он для нее говорит.
— нормальный советский ребенок! слава богу, не , не художница! учиться — доучиться! не будет этого самого призвания, пойдет в рыбный институт или в мукомольный техникум… и, в отличие от нашего папы, не будет сидеть дома. поездит, хватит лиха… все равно когда-то человеком станет!
так говорила мама.
отец действительно никуда не уезжал. да и куда ехать врачу, прикованному к своей больнице!
мама раз, а то и два раза в год уезжала надолго: в анадырь уезжала, на чукотку, в магадан, на сахалин и еще куда-то. туда, где были их экспедиции. а они были всюду.