Тучи мрачно окутали весь небосвод — Это осень в дождях и туманах ползет, И застывшую землю, от стужи дрожа, Кобылица напрасно копытом скребет.
Нет уж больше травы на просторе степей, Смеха больше не слышно и гама детей, А деревья, иссохшие, как старики, Тянут к небу безлистые руки ветвей.
Уж дымится с овечьими шкурами чан — Износилась одежда, весь в дырках чапан, Чинят женщины юрту, заплаты кладут, И старухи свой ткацкий наладили стан.
Журавли в теплый край вереницей летят, Голодают верблюды и грустно глядят, Приуныли аулы — куда ни пойдешь, Не услышишь веселого смеха ребят.
Старики над остывшей поникли золой, Молча слушают ветер, холодный и злой, Рыщут по степи, ищут в норах мышей — Дома косточки им не дадут ни одной.
И уже ни травинки вокруг не найти, Пылью ветер заносит дороги в степи. Будь ты проклят, обычай глухой старины, Что мешает нам в юртах огонь развести! прости на казахский перевести не смог
Это осень в дождях и туманах ползет,
И застывшую землю, от стужи дрожа,
Кобылица напрасно копытом скребет.
Нет уж больше травы на просторе степей,
Смеха больше не слышно и гама детей,
А деревья, иссохшие, как старики,
Тянут к небу безлистые руки ветвей.
Уж дымится с овечьими шкурами чан —
Износилась одежда, весь в дырках чапан,
Чинят женщины юрту, заплаты кладут,
И старухи свой ткацкий наладили стан.
Журавли в теплый край вереницей летят,
Голодают верблюды и грустно глядят,
Приуныли аулы — куда ни пойдешь,
Не услышишь веселого смеха ребят.
Старики над остывшей поникли золой,
Молча слушают ветер, холодный и злой,
Рыщут по степи, ищут в норах мышей —
Дома косточки им не дадут ни одной.
И уже ни травинки вокруг не найти,
Пылью ветер заносит дороги в степи.
Будь ты проклят, обычай глухой старины,
Что мешает нам в юртах огонь развести!
прости на казахский перевести не смог