Россия и мир в XIX – начале ХХ вв. Какие похожие события или явления были в этот период и в России, и в других странах? (назовите не более пяти фактов)
В маленькой комнате фабкома ткацко-отделочной фабрики им. Маркова орехово-зуевские ткачи слушают рассказ заведующего ткацкой фабрикой т. Гусева. Рассказ о победах. Это даже не рассказ. Ореховцы — подмастера, мастера, лучшие ударники задают вопросы—короткие, точные, деловые вопросы о технических подробностях победы. Гусев понимает их с полуслова, улыбается и отвечает немногословно, но исчерпывающе. Из его ответов вяжется цепь технически-организационных и общественных мероприятий, осуществление которых подняло выполнение плана фабрикой им. Маркова с 70,3% в сентябре года до 104% за март 1933 г. и дало фабрике первое место на всесоюзном конкурсе ткачей. И все вопросы держатся на одном стержне: «Как?» Какими мероприятиями добилась таких результатов фабрика им. Маркова? И фабрика им. Маркова откровенно и точно отчитывается.Никогда в мире, нигде, кроме Советской страны, не было, да и не могло быть, живого обмена опытом, открытого рассекречивания перед другой фабрикой причин своих производственных достижений. Разве о чем-нибудь подобном можно было думать у фабриканта Карякина, благочестивого хозяина, самолично будившего по воскресеньям рабочих своей фабрики к заутрене,—выжиги Карякина, у которого два станка, особенно расшатанные и мучившие рабочих, ткачи называли страшными именами царской каторги: «Сахалин» и «Акатуй». Да что Карякин! У Форда, у самого Форда — короля капиталистической организации труда — строжайше воспрещено рабочим одного цеха знать, что делается в другом. Впрочем, ведь там управляют капиталисты, а не рабочие. Они конечно не пустят рабочих к секретам управления, к секретам повышения производительности труда, которая там — лишние цифры долларов на банковском текущем счету хозяина. Но скажем больше. Другому капиталисту, другому фабриканту тоже не будет открыто никаких секретов. Конкуренция, волчья вражда капиталистических фирм между собой заставляют каждого засекречивать свой производства, прятать его от чужого взгляда, от взгляда представителей своего же класса.
Охота на мамонта - весьма ответственное дело. Если мамонта не поймать, то можно остаться без обеда, а это неприятно. Если мамонта поймать неправильно (то есть, если он помрет прямо на месте и не сможет дойти сам до пещеры) - это тоже нехорошо, потому что кто ж его такого тяжелого потащит? А ведь мамонт может ещё и убежать! Так что надо правильно выбрать местность для охоты - как можно более пересеченную, чтобы большой мамонт на ней застрял, а маленькие люди без проблем. А если мамонт прорвется? Словом, охота на мамонта - дело серьёзное, требующее вдумчивого подхода и тщательной подготовки.
Мамонт уходил в лес. С треском продирался через подлесок, мелькал между сосен, в облаке пыли ссыпался по песчаным косогорам. Племя Тамагочи, тихонько подвывая от ожидания восторга, ломилось следом. Параллельно ему чуть в стороне двигалось племя Синемаек. Где-то впереди, на пути у мамонта, ждало в засаде племя Кракопузов, готовясь к решительному бою. Из леса раздались восторженные вопли: судя по всему, племена встретились-таки, и не просто так, а окружив мамонта. Теперь начиналось самое интересное: зверя надо завалить и принудить к сдаче. Судя по приглушенному рычанию и прочим звукам, процесс заваливания набирал темп. Под шум и треск всплыла в памяти вчерашняя "вольная борьба" (точнее, куча-мала) на лужайке, когда кто-то со всего маху толкнул Гришу на Нима. Глядя, как на него валится эта махина, Ним уже приготовился остаться без головы, но в последний момент Гриша каким-то чудом, извернувшись под немыслимым углом, проскользнул мимо. Никто не был в обиде, свалка - она свалка и есть, но вечером Ним с особенно непреклонным видом занял место рядом с Гришей. Он не сумел сказать то, что хотел (да и не пытался, если честно) , но Гриша вздохнул, притянул его к себе, и так они и сидели до самого конца "огонька", а свечки горели ровно и ярко, хотя вокруг и гуляли коварные сквозняки. Сейчас, прислушиваясь к звукам охоты, Ним поймал себя на непривычной мысли: "Ведь ему же, наверно, больно. Ведь эти олухи не догадаются же его поберечь! Они же сейчас, кроме своего восторга, ничего не видят и, кроме как о добыче, ни о чем не думают! " Охотники повисали на мамонте гроздьями, ставили подножки, использовали все дозволенные и недозволенные приёмы, и уже почти совсем уложили зверя, но он ещё ворочался где-то в глубине, его ещё надо было связать и доставить в пещеру. Племя Кракопузов было в восторге: совершенно, казалось бы, оторвавшийся от народа вождь занял-таки положенное ему место в самом центре кольца, окружившего добычу. А вождь пробился к голове мамонта, раскидал всех, кто уже успел сесть, лечь или упасть на неё, и удерживал этот "кусочек свободы", пока все не решили, что охота удалась и пора обедать.
Словом, охота на мамонта - дело серьёзное, требующее вдумчивого подхода и тщательной подготовки.
Мамонт уходил в лес. С треском продирался через подлесок, мелькал между сосен, в облаке пыли ссыпался по песчаным косогорам. Племя Тамагочи, тихонько подвывая от ожидания восторга, ломилось следом. Параллельно ему чуть в стороне двигалось племя Синемаек. Где-то впереди, на пути у мамонта, ждало в засаде племя Кракопузов, готовясь к решительному бою.
Из леса раздались восторженные вопли: судя по всему, племена встретились-таки, и не просто так, а окружив мамонта. Теперь начиналось самое интересное: зверя надо завалить и принудить к сдаче. Судя по приглушенному рычанию и прочим звукам, процесс заваливания набирал темп. Под шум и треск всплыла в памяти вчерашняя "вольная борьба" (точнее, куча-мала) на лужайке, когда кто-то со всего маху толкнул Гришу на Нима. Глядя, как на него валится эта махина, Ним уже приготовился остаться без головы, но в последний момент Гриша каким-то чудом, извернувшись под немыслимым углом, проскользнул мимо. Никто не был в обиде, свалка - она свалка и есть, но вечером Ним с особенно непреклонным видом занял место рядом с Гришей. Он не сумел сказать то, что хотел (да и не пытался, если честно) , но Гриша вздохнул, притянул его к себе, и так они и сидели до самого конца "огонька", а свечки горели ровно и ярко, хотя вокруг и гуляли коварные сквозняки.
Сейчас, прислушиваясь к звукам охоты, Ним поймал себя на непривычной мысли: "Ведь ему же, наверно, больно. Ведь эти олухи не догадаются же его поберечь! Они же сейчас, кроме своего восторга, ничего не видят и, кроме как о добыче, ни о чем не думают! "
Охотники повисали на мамонте гроздьями, ставили подножки, использовали все дозволенные и недозволенные приёмы, и уже почти совсем уложили зверя, но он ещё ворочался где-то в глубине, его ещё надо было связать и доставить в пещеру.
Племя Кракопузов было в восторге: совершенно, казалось бы, оторвавшийся от народа вождь занял-таки положенное ему место в самом центре кольца, окружившего добычу. А вождь пробился к голове мамонта, раскидал всех, кто уже успел сесть, лечь или упасть на неё, и удерживал этот "кусочек свободы", пока все не решили, что охота удалась и пора обедать.