Несмотря на войну, люди продолжали жить. Для этого приходилось служить в немецких учреждениях или работать на открытых оккупантами предприятиях. В Западной Европе подобный вынужденный коллаборационизм не преследовали, у нас же нередко отправляли в лагеря или посылали на фронт в составе штрафных или штурмовых батальонов и рот почти на верную гибель.
Трудиться приходилось по 12–14 часов, а заработанного едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду.
В Белоруссии рабочие, занятые в промышленности, получали в день по 150–250 г хлеба и по миске постного супа или баланды. Стоило это питание 1–2 рубля в день, вычитавшихся из зарплаты. Иждивенцам же и детям хлеба не выдавали. Зарплата большинства рабочих составляла от 200 до 400 рублей, высококвалифицированных — до 800 рублей в месяц, а директор завода «Металлист» в Борисове Поленчук получал 2500 рублей. Но даже этих денег не хватало на пропитание. Ведь на базаре пуд муки стоил 1000–1500 рублей, пуд картофеля — 500–700 рублей, литр молока — 30–40 рублей, яйца — 120–150 рублей за десяток, табак — 150 рублей за 50-граммовую пачку, воз дров — 300–400 рублей, сахарин — 40 рублей за 100 таблеток, поношенные туфли — 1500–2000 тысячи рублей, шерстяные брюки — 300—1000 рублей. Выручали только продовольственные пайки, повышенные для особо ценных работников, для служащих администрации и полицейских. Но подавляющее большинство трудившихся на предприятиях или в открытых немцами школах и больницах жили впроголодь. Некоторым огороды. В Минске популярен стал брошенный советскими подпольщиками лозунг: «Долой гитлеровские 100 грамм хлеба, да здравствует сталинский килограмм!»
В докладе о положении на оккупированных территориях, подготовленном Пономаренко в октябре 1942 года для Сталина, утверждалось:
«Организованной торговли нет, есть частные лавочки, торгующие остатками советских скобяных товаров. Новый ассортимент товаров, появившихся в лавках в период оккупации, это лапти зимой большой спрос на лапти был со стороны немецких солдат, не имеющих теплой обуви.
Кое-где открыты частные закусочные, в которых 100 грамм хлеба стоит 10 рублей, одно яйцо — 30 рублей, стакан молока — 20 рублей, конфеты — 5—10 рублей штука, 100 грамм водки — 70–80 рублей. На базарах преобладает товарообмен. Наряду с советскими рублями имеет хождение немецкая марка, приравненная к стоимости 10 рублей.
В 1941 году в целях захвата богатого колхозного урожая в свои руки оккупанты сохранили принцип коллективного труда. На базе колхозов создали «общие дворы», а на базе совхозов — «земские дворы». Во главе их поставили своих доверенных лиц, управляющих.
Военные комендатуры повсеместно издавали приказы: «Уборку и обмолот хлебов производить существующим до сего времени порядком, т. е. коллективно. В тех случаях, где урожай разделен на корню нарезками, сжатый хлеб свезти в общественные склады. К уборке колхозных полей привлекать всех единоличников, учитывая их трудодни. Невыход на работу будет рассматриваться как противодействие командованию германской армии со всеми вытекающими последствиями» (июль 1941 года, Суражская, Меховская комендатуры).
Посев озимого клина также в большинстве случаев провели коллективно.
С организацией общих и земских дворов у колхозников сохранилось лишь право на труд, а право на результаты своего труда потеряно вместе с потерей колхозных прав на землю (здесь Пантелеймон Кондратьевич лукавил: при советской власти колхозники не имели реальных прав ни на землю, ни на урожай, от которого им в лучшем случае перепадали крохи только на то, чтобы не умереть с голоду. — Б. С.)».
16 февраля 1942 года был объявлен закон об отмене колхозов и новом порядке землепользования. Суть его сводилась к следующему: все законы, декреты и постановления советского правительства, касавшиеся создания, управления и ведения коллективных хозяйств, упразднялись; земля переходила в ведение германского сельскохозяйственного управления и должна была обрабатываться крестьянскими общинами под руководством управляющих. В общинах устанавливалась круговая порука по выполнению денежных и натуральных налогов. Переход к индивидуальным личным хозяйствам разрешался лишь тем общинам, которые выполняли обязательства по натуральным поставкам.
Быт оккупации
Несмотря на войну, люди продолжали жить. Для этого приходилось служить в немецких учреждениях или работать на открытых оккупантами предприятиях. В Западной Европе подобный вынужденный коллаборационизм не преследовали, у нас же нередко отправляли в лагеря или посылали на фронт в составе штрафных или штурмовых батальонов и рот почти на верную гибель.
Трудиться приходилось по 12–14 часов, а заработанного едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду.
В Белоруссии рабочие, занятые в промышленности, получали в день по 150–250 г хлеба и по миске постного супа или баланды. Стоило это питание 1–2 рубля в день, вычитавшихся из зарплаты. Иждивенцам же и детям хлеба не выдавали. Зарплата большинства рабочих составляла от 200 до 400 рублей, высококвалифицированных — до 800 рублей в месяц, а директор завода «Металлист» в Борисове Поленчук получал 2500 рублей. Но даже этих денег не хватало на пропитание. Ведь на базаре пуд муки стоил 1000–1500 рублей, пуд картофеля — 500–700 рублей, литр молока — 30–40 рублей, яйца — 120–150 рублей за десяток, табак — 150 рублей за 50-граммовую пачку, воз дров — 300–400 рублей, сахарин — 40 рублей за 100 таблеток, поношенные туфли — 1500–2000 тысячи рублей, шерстяные брюки — 300—1000 рублей. Выручали только продовольственные пайки, повышенные для особо ценных работников, для служащих администрации и полицейских. Но подавляющее большинство трудившихся на предприятиях или в открытых немцами школах и больницах жили впроголодь. Некоторым огороды. В Минске популярен стал брошенный советскими подпольщиками лозунг: «Долой гитлеровские 100 грамм хлеба, да здравствует сталинский килограмм!»
В докладе о положении на оккупированных территориях, подготовленном Пономаренко в октябре 1942 года для Сталина, утверждалось:
«Организованной торговли нет, есть частные лавочки, торгующие остатками советских скобяных товаров. Новый ассортимент товаров, появившихся в лавках в период оккупации, это лапти зимой большой спрос на лапти был со стороны немецких солдат, не имеющих теплой обуви.
Кое-где открыты частные закусочные, в которых 100 грамм хлеба стоит 10 рублей, одно яйцо — 30 рублей, стакан молока — 20 рублей, конфеты — 5—10 рублей штука, 100 грамм водки — 70–80 рублей. На базарах преобладает товарообмен. Наряду с советскими рублями имеет хождение немецкая марка, приравненная к стоимости 10 рублей.
В 1941 году в целях захвата богатого колхозного урожая в свои руки оккупанты сохранили принцип коллективного труда. На базе колхозов создали «общие дворы», а на базе совхозов — «земские дворы». Во главе их поставили своих доверенных лиц, управляющих.
Военные комендатуры повсеместно издавали приказы: «Уборку и обмолот хлебов производить существующим до сего времени порядком, т. е. коллективно. В тех случаях, где урожай разделен на корню нарезками, сжатый хлеб свезти в общественные склады. К уборке колхозных полей привлекать всех единоличников, учитывая их трудодни. Невыход на работу будет рассматриваться как противодействие командованию германской армии со всеми вытекающими последствиями» (июль 1941 года, Суражская, Меховская комендатуры).
Посев озимого клина также в большинстве случаев провели коллективно.
С организацией общих и земских дворов у колхозников сохранилось лишь право на труд, а право на результаты своего труда потеряно вместе с потерей колхозных прав на землю (здесь Пантелеймон Кондратьевич лукавил: при советской власти колхозники не имели реальных прав ни на землю, ни на урожай, от которого им в лучшем случае перепадали крохи только на то, чтобы не умереть с голоду. — Б. С.)».
16 февраля 1942 года был объявлен закон об отмене колхозов и новом порядке землепользования. Суть его сводилась к следующему: все законы, декреты и постановления советского правительства, касавшиеся создания, управления и ведения коллективных хозяйств, упразднялись; земля переходила в ведение германского сельскохозяйственного управления и должна была обрабатываться крестьянскими общинами под руководством управляющих. В общинах устанавливалась круговая порука по выполнению денежных и натуральных налогов. Переход к индивидуальным личным хозяйствам разрешался лишь тем общинам, которые выполняли обязательства по натуральным поставкам.