Детские годы поэта Н. А. Некрасова на Волге в селе Грешнево Ярославской губернии. Его отец, человек крутого нрава и деспотического характера, не щадил своих подданных. Крепостническое самодурство в те годы было распространенным явлением, но с детских лет глубоко ранило оно душу Некрасова, потому что жертвой оказался не только он сам, не только крепостные крестьяне, но и горячо любимая «русокудрая», «голубоокая» мать поэта. Она была женщиной доброй души и чуткого сердца, умная и образованная. Ради счастья и спокойствия детей она безропотно сносила царивший в доме произвол. «Это было раненное в самом начале жизни сердце, — писал о Некрасове Ф. М. Достоевский, — и эта-то никогда не заживающая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии». Из своего детства вынес поэт исключительную чуткость к чужому страданию.
Многие его стихотворения проникнуты глубоким состраданием к тяжелой судьбе женщины-крестьянки. Его не могли оставить равнодушным каждодневные страдания женщины от непосильной работы, от моральных унижений.
Но в то же время простая женщина предстает перед нами настоящей красавицей, румяной, живой, трудолюбивой. Некрасов восхищается русской крестьянкой — чистой сердцем, сильной духом, восхищается ее внутренней красотой и душевным богатством.
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц.
Она ко всякой работе привычна, умелая, ловкая, трудолюбивая. К тому же это женщина умная, самоотверженная, волевая, решительная. Если нужно, «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».
Жизнь, «трудней которой вряд ли сыскать», выпала и на долю Дарьи — героини поэмы «Мороз, Красный нос»:
Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая — быть матерью сына раба,
А третья — до гроба рабу покоряться...
Все произведение дышит сочувствием автора к ее тяжелой женской судьбе: «здесь одни только камни не плачут...». Дарья, узнавшая и тяжесть крепостного угнетения, и горести жизни русской женщины, но не согнувшаяся и не побежденная, а сохранившая свое человеческое достоинство, духовную красоту и стойкость, вызывает у автора чувство глубокого уважения.
Величие русского национального женского характера видит поэт в сострадательной любви, когда в тяжелом положении человек меньше всего думает о себе, о своем собственном горе.
Не о себе Дарья печется, «полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит». Даже в будущем она не может представить себя одинокой. Мечтая о свадьбе сына, она думает не о своем счастье, а о счастье любимого Прокла, обращается к умершему мужу, радуется его радостью. Такая же теплая, родственная любовь распространяется у нее и на «дальних», например на усопшую схимницу, встреченную ею случайно в монастыре:
...В личико долго глядела я:
Всех ты моложе, нарядней, милей,
Ты меж сестер словно горлинка белая
Промежду сизых, простых голубей.
И собственную смерть Дарья преодолевает силой любви, распространяющейся на детей, на Прокла, на всю природу, на землю-кормилицу, на хлебное поле.
До Некрасова в литературе не было такого правдивого, глубоко прочувствованного изображения судьбы простой русской женщины-крестьянки, которой приходилось терпеть немыслимые тяготы жизни, но которая всегда сохраняла свою нравственную силу и красоту.
Источником культуры Древней Греции стала крито-микенская культура, сформировавшаяся в районе островов и побережья Эгейского моря, вероятно, не без влияния культуры Древнего Египта. Ранняя цивилизация на Крите существовала в III–II тысячелетиях до н.э. (города Кносс, Фест, Гурния, Маллия, Като-Закро).Политика. Критская культура основывалась на развитой по-своему цивилизации. Правил Критом царь – правитель и верховный жрец одновременно. Земля являлась собственностью государства. Существовало патриархальное рабство. Главным занятием было земледелие, но развивались и ремесла. Особую роль играла морская торговля. Критяне славились судостроением и мореходством. Они знали секреты каменного зодчества, создали свою письменность и декоративное искусство.Религия. Значительную роль в культуре Крита играла религия, однако специальных храмов здесь не сооружалось и касты жрецов не существовало. На первом плане выступали женские божества (с которыми, по-видимому, связаны статуэтки «богинь со змеями»); в них некоторые ученые видят прототипы греческих богинь. Центральное место занимала Богиня-мать, которую представляла супруга царя. Изображения ритуальных боев с быками свидетельствуют о реминисценциях тотемизма. Священные ристалища устраивались, к примеру, в честь Минотавра (фантастического чудовища с головой быка и телом человека). Бык в критской культуре также являлся символом, условным обозначением царя (ежегодно «умирающего» и «возрождающегося »).Искусство. Критяне испытывали огромный интерес к зрелищам, увлекались музыкой, танцами, спортом. Задолго до греков они изобрели театральную сцену, окруженную рядами сидений.Искусство Крита хотя и имеет некоторое сходство с египетским (тематические мотивы, отдельные художественные приемы в скульптуре и живописи), но по существу своему резко от него отличается. Критскому искусству свойственны декоративность, динамизм, эмоциональная насыщенность образов, чувственность, выразительность, интерес к миру во всей его целостности и животворности. Для архитектурных построек характерны многоуровневая хаотичная композиция дворцовых комплексов, интерес к внутреннему пространству, световым эффектам, яркая раскраска помещений (Кносский дворец). Критские художники были большими мастерами росписи, изобретателями фресковой живописи.На фресках, украшавших наиболее важные дворцовые помещения, изображались сцены придворной жизни, религиозные обряды, состязания, обожествляемые явления естественной природы, звери, птицы, растения. Фигурам людей, особенно мужским, придавалась некоторая условность, вероятно, с оглядкой на египетский канон («Царь-жрец» из Кносского дворца, XVI в. до н.э.). От египетской живописи критскую отличали динамичная композиция, яркость цвета, декоративная красочность фигур и фона. Фрески были проникнуты жизнеутверждающим пафосом, рассчитаны на чувственное любование. Женские фигуры изображались более реалистично, чем мужские.Скульптура у критян не играла столь фундаментальной роли, как у греков. Предпочтение отдавалось рельефам и мелкой пластике. Изображениям были свойственны подвижность, эмоциональное напряжение, преобладание извилистых линий. Критские скульпторы не стремились к соблюдению пропорций.В 1450 г. до н.э. Крит был разрушен землетрясением и критян покорили пришедшие с материка воинственные греки-ахейцы. После этого центр культуры переместился на юг Балканского полуострова – в Микены, Тиринф, Пилос. В микенской культуре заметны предпочтения воинской доблести и физической силы, что нашло выражение в суровом, подчиненном целям обороны стиле архитектуры, в многочисленных фресковых сценах войны и охоты.В отличие от критских, дворцы ахейских властителей имели четкую систему расположения комнат и залов, причем ориентация по сторонам света не соблюдалась. Центральное место отводилось мегарону – большому прямоугольному вытянутому залу с отверстием в кровле и очагом посередине. Здания были в основном двухуровневые. Как и на Крите, залы имели различное назначение, их стены украшали фрески, отличающиеся от критских схематичностью и стилизованностью образов.Для микенских скульптурных изображений характерны статичность позы, подчеркивание анатомической структуры тела, чеканная проработка формы и деталей головы. Наряду с мелкой пластикой изредка встречается монументальная скульптура. Едва ли не единственным сохранившимся ее образцом являются «Львиные ворота» – плита с изображением львов, опирающихся передними лапами на колонну и сторожащих вход в город. Она размещалась рядом с вратами микенской крепости.В последний период существования микенской цивилизации на территории Балканского полуострова велись обширные военные действия. Вначале ахейские племена разрушили Трою, а в скором времени (около 1100 г. до н.э.) племена дорийцев покорили Микены, Тиринф, а также острова Крит, Мелос, Родос и др. Однако, несмотря на произведенные ими разрушения, культурное наследие Эгейского мира впоследствии существенно повлияло на развитие культуры Древней Греции.
Детские годы поэта Н. А. Некрасова на Волге в селе Грешнево Ярославской губернии. Его отец, человек крутого нрава и деспотического характера, не щадил своих подданных. Крепостническое самодурство в те годы было распространенным явлением, но с детских лет глубоко ранило оно душу Некрасова, потому что жертвой оказался не только он сам, не только крепостные крестьяне, но и горячо любимая «русокудрая», «голубоокая» мать поэта. Она была женщиной доброй души и чуткого сердца, умная и образованная. Ради счастья и спокойствия детей она безропотно сносила царивший в доме произвол. «Это было раненное в самом начале жизни сердце, — писал о Некрасове Ф. М. Достоевский, — и эта-то никогда не заживающая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии». Из своего детства вынес поэт исключительную чуткость к чужому страданию.
Многие его стихотворения проникнуты глубоким состраданием к тяжелой судьбе женщины-крестьянки. Его не могли оставить равнодушным каждодневные страдания женщины от непосильной работы, от моральных унижений.
Но в то же время простая женщина предстает перед нами настоящей красавицей, румяной, живой, трудолюбивой. Некрасов восхищается русской крестьянкой — чистой сердцем, сильной духом, восхищается ее внутренней красотой и душевным богатством.
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц.
Она ко всякой работе привычна, умелая, ловкая, трудолюбивая. К тому же это женщина умная, самоотверженная, волевая, решительная. Если нужно, «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».
Жизнь, «трудней которой вряд ли сыскать», выпала и на долю Дарьи — героини поэмы «Мороз, Красный нос»:
Три тяжкие доли имела судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая — быть матерью сына раба,
А третья — до гроба рабу покоряться...
Все произведение дышит сочувствием автора к ее тяжелой женской судьбе: «здесь одни только камни не плачут...». Дарья, узнавшая и тяжесть крепостного угнетения, и горести жизни русской женщины, но не согнувшаяся и не побежденная, а сохранившая свое человеческое достоинство, духовную красоту и стойкость, вызывает у автора чувство глубокого уважения.
Величие русского национального женского характера видит поэт в сострадательной любви, когда в тяжелом положении человек меньше всего думает о себе, о своем собственном горе.
Не о себе Дарья печется, «полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит». Даже в будущем она не может представить себя одинокой. Мечтая о свадьбе сына, она думает не о своем счастье, а о счастье любимого Прокла, обращается к умершему мужу, радуется его радостью. Такая же теплая, родственная любовь распространяется у нее и на «дальних», например на усопшую схимницу, встреченную ею случайно в монастыре:
...В личико долго глядела я:
Всех ты моложе, нарядней, милей,
Ты меж сестер словно горлинка белая
Промежду сизых, простых голубей.
И собственную смерть Дарья преодолевает силой любви, распространяющейся на детей, на Прокла, на всю природу, на землю-кормилицу, на хлебное поле.
До Некрасова в литературе не было такого правдивого, глубоко прочувствованного изображения судьбы простой русской женщины-крестьянки, которой приходилось терпеть немыслимые тяготы жизни, но которая всегда сохраняла свою нравственную силу и красоту.