1. Упорядкуйте стрічку часу, назвіть «зайву» історичну подію. Проголошення
Карла Великого
імператором
Початок
правління
Юстиніана Г
Падіння Західної
Римської імперії
Утворення
Візантійської
імпер

Охота на мамонта - весьма ответственное дело. Если мамонта не поймать, то можно остаться без обеда, а это неприятно. Если мамонта поймать неправильно (то есть, если он помрет прямо на месте и не сможет дойти сам до пещеры) - это тоже нехорошо, потому что кто ж его такого тяжелого потащит? А ведь мамонт может ещё и убежать! Так что надо правильно выбрать местность для охоты - как можно более пересеченную, чтобы большой мамонт на ней застрял, а маленькие люди без проблем. А если мамонт прорвется?
Словом, охота на мамонта - дело серьёзное, требующее вдумчивого подхода и тщательной подготовки.

Мамонт уходил в лес. С треском продирался через подлесок, мелькал между сосен, в облаке пыли ссыпался по песчаным косогорам. Племя Тамагочи, тихонько подвывая от ожидания восторга, ломилось следом. Параллельно ему чуть в стороне двигалось племя Синемаек. Где-то впереди, на пути у мамонта, ждало в засаде племя Кракопузов, готовясь к решительному бою.
Из леса раздались восторженные вопли: судя по всему, племена встретились-таки, и не просто так, а окружив мамонта. Теперь начиналось самое интересное: зверя надо завалить и принудить к сдаче. Судя по приглушенному рычанию и прочим звукам, процесс заваливания набирал темп. Под шум и треск всплыла в памяти вчерашняя "вольная борьба" (точнее, куча-мала) на лужайке, когда кто-то со всего маху толкнул Гришу на Нима. Глядя, как на него валится эта махина, Ним уже приготовился остаться без головы, но в последний момент Гриша каким-то чудом, извернувшись под немыслимым углом, проскользнул мимо. Никто не был в обиде, свалка - она свалка и есть, но вечером Ним с особенно непреклонным видом занял место рядом с Гришей. Он не сумел сказать то, что хотел (да и не пытался, если честно) , но Гриша вздохнул, притянул его к себе, и так они и сидели до самого конца "огонька", а свечки горели ровно и ярко, хотя вокруг и гуляли коварные сквозняки.
Сейчас, прислушиваясь к звукам охоты, Ним поймал себя на непривычной мысли: "Ведь ему же, наверно, больно. Ведь эти олухи не догадаются же его поберечь! Они же сейчас, кроме своего восторга, ничего не видят и, кроме как о добыче, ни о чем не думают! "
Охотники повисали на мамонте гроздьями, ставили подножки, использовали все дозволенные и недозволенные приёмы, и уже почти совсем уложили зверя, но он ещё ворочался где-то в глубине, его ещё надо было связать и доставить в пещеру.
Племя Кракопузов было в восторге: совершенно, казалось бы, оторвавшийся от народа вождь занял-таки положенное ему место в самом центре кольца, окружившего добычу. А вождь пробился к голове мамонта, раскидал всех, кто уже успел сесть, лечь или упасть на неё, и удерживал этот "кусочек свободы", пока все не решили, что охота удалась и пора обедать.

В маленькой комнате фабкома ткацко-отделочной фабрики им. Маркова орехово-зуевские ткачи слушают рассказ заведующего ткацкой фаб­рикой т. Гусева. Рассказ о победах. Это даже не рассказ. Ореховцы — подмастера, мастера, луч­шие ударники задают вопросы—короткие, точные, деловые вопросы о технических подробностях победы. Гусев понимает их с полуслова, улыбается и отвечает немногословно, но исчерпывающе. Из его ответов вяжется цепь технически-организационных и общественных мероприятий, осуществление которых подняло выполне­ние плана фабрикой им. Маркова с 70,3% в сен­тябре года до 104% за март 1933 г. и дало фабрике первое место на всесоюзном кон­курсе ткачей. И все вопросы держатся на одном стержне: «Как?» Какими мероприятиями доби­лась таких результатов фабрика им. Маркова? И фабрика им. Маркова откровенно и точно от­читывается.Никогда в мире, нигде, кроме Советской стра­ны, не было, да и не могло быть, живого обмена опытом, открытого рассекречивания перед другой фабрикой причин своих производствен­ных достижений. Разве о чем-нибудь подобном можно было думать у фабриканта Карякина, благочестивого хозяина, самолично будившего по воскресеньям рабочих своей фабрики к заутрене,—выжиги Карякина, у которого два станка, особенно расшатанные и мучившие рабочих, ткачи называли страшными именами царской каторги: «Сахалин» и «Акатуй». Да что Карякин! У Форда, у самого Форда — короля капиталистической организации труда — строжайше воспрещено рабочим одного цеха знать, что делается в другом. Впрочем, ведь там управляют капиталисты, а не рабочие. Они конечно не пу­стят рабочих к секретам управления, к секре­там повышения производительности труда, ко­торая там — лишние цифры долларов на банков­ском текущем счету хозяина. Но скажем боль­ше. Другому капиталисту, другому фабриканту тоже не будет открыто никаких секретов. Кон­куренция, волчья вражда капиталистических фирм между собой заставляют каждого засекречивать свой производства, прятать его от чужого взгляда, от взгляда представителей своего же класса.