Повсюду над плетеной бабушкой корзиночкой, и граненой вазой, и глиняными горшками вились осы. И вся эта чудесная картина, по- видимому, говорила о прекрасном лете и о том, как можно было бы быть беспрестанно беззаботным. Чтобы предупредить выход мамы, которая, конечно, понимает его положение, и чтобы показать, что у него нет никаких тайн на душе, Митя тотчас же пошел из зала в коридор, где было вовсе не светло. Вся комната матери была загромождена стариной мебелью, имевшийся в доме. В углу, как обыкновенно, горела лампада, хотя, кажется, мать никогда не проявляла особой религиозности. На запущенном цветнике лежала тень, и за тенью празднично зеленел в упор освещенный сад. Не глядя на весь этот вид , и опустив глаза, мать, черная и серьезная женщина, сидела у окна и вязала крючком.
И вся эта чудесная картина, по- видимому, говорила о прекрасном лете и о том, как можно было бы быть беспрестанно беззаботным.
Чтобы предупредить выход мамы, которая, конечно, понимает его положение, и чтобы показать, что у него нет никаких тайн на душе, Митя тотчас же пошел из зала в коридор, где было вовсе не светло.
Вся комната матери была загромождена стариной мебелью, имевшийся в доме.
В углу, как обыкновенно, горела лампада, хотя, кажется, мать никогда не проявляла особой религиозности.
На запущенном цветнике лежала тень, и за тенью празднично зеленел в упор освещенный сад.
Не глядя на весь этот вид , и опустив глаза, мать, черная и серьезная женщина, сидела у окна и вязала крючком.