Национально-освободительные движения в Российском империей нужно сравнивать не только с колониями европейских держав, но и с подобными движениями в самой Европе (в Венгрии, Чехии, на Балканах и т. д. ). В Европе в центре такого движения становился национальный литературный язык, выработанный на основе народного, так же было и на территории Российской империи. В то время как в колониях народные наречия часто слишком отличались друг от друга, язык не являлся фактором, объединяющим движения, обычно использовался язык колониальной администрации: или непосредственно европейский, или выбранной именно колонизаторами из числа местных (как в Индии), или сконструированный искусственно на основе местных (как во Вьетнаме). Границы добившихся независимости колоний обычно стремились оставить теми же, что прочертили колонизаторы. В то время как в Европе основную роль играли так называемые этнические границы, которые охватывали территорию распространения определённого языка. Так же происходило и в России.
По этим и другим признакам требования народов России были ближе к аналогичным программам в Европе, а не в колониях. Распространялась же тенденция к возникновению национально-освободительных движений похожим образом и в Европе, и в колониях. Интеллигенция смотрела на более ранние такие движения, проникалась их идеями отчасти даже невольно, бессознательно и примеривала их на себя. В этом случае как раз у многих народов России есть сходство, всё же, с колониями, так как интеллигенция появилась только с нарастанием модернизации и сразу оказалась проникнута идеями освобождения нации, в то время как в Европе эти идея восприняла давно существовавшая интеллигенция. В этом и ответ на начало вопроса. В России национальный вопрос обострился, когда стали возникать национальные интеллигенции, когда образование стали получать в массовом порядке не только представители знати, но и более низких сословий, прежде всего, разночинцев.
Законы были в целом справедливыми, хотя и не во всех отношениях. Представители всех национальностей формально были равны. Общество продолжало делиться на сословие, но по большей части уже чисто формально: налоги, воинская повинность и другие основные права и обязанности уже уровнялись. Но наблюдались и исключения, вроде запрета на приём в гимназии выходцев из низших сословиях – «кухаркиных детей». Наибольшие притеснения наблюдались в отношении религии. Например, переход из православия в другие конфессии был запрещён, а переход из них в православие приветствовался. Иудеи (за исключением высокобразованных и самых богатых) не могли выезжать за черту оседлости – закон налагал ограничения именно по религиозному, а не по национальному признаку.
Однако, как это часто бывает в России, главным был не закон, а сложившаяся судебная и административная практика. Не было закона, по которому полякам предписывалось мешать продвигаться по службе, однако это делалось. Права иудеев (именно иудеев, а не этнических евреев) закон ограничивал, но ни один документ не предписывал устраивать еврейские погромы. Однако погромы были, причём задолго до озлобившей патриотические круги революции, и преследовали людей именно по соответствующим этническим признакам, а не по вероисповеданию.
На территории страны проживало 140 различных народов. Они отличались по типу цивилизации, исторической памяти, духовным традициям, исповедуемым религиям, уровню просвещения. Согласно переписи 1897 г. население страны составляли русские (44,3 %), украинцы (17,8%), белорусы (4,7%), поляки (6,3%), евреи (4,2%). Значительную (10,8%) часть составляли представители тюркской группы языков: татары, башкиры, азербайджанцы, туркмены, узбеки, казахи, киргизы и др. Сложным был и конфессиональный состав населения. Большинство (69,4%) исповедовало православную религию; значительной была доля мусульман (11,1 %) и католиков (9,1 %). В начале XX в. национальное движение в России приняло культурно-языковую окраску. Оно развивалось под лозунгами применения национальных языков в системе образования, суде и органах местной власти, сохранения национальных традиций, развития национальной культуры.
Долгое время официальный Петербург проявлял равнодушие к национальным проблемам. В конце XIX в. самодержавие стало проводить политику русификации национальных окраин.
В начале 1900 г. сдвигов в решении национального вопроса не произошло. Только в отношении Польши были сделаны некоторые послабления. Правительство признало, что насильственное насаждение русского языка в делопроизводстве, системе образования и сфере культа привело лишь к отрицательным результатам. После революции 1905-1907 гг. было разрешено преподавать польский язык и Закон Божий на польском языке. В то же время в России усилились антипольские настроения, особенно среди монархистов. Со своей стороны некоторые поляки демонстрировали русофобию.
По этим и другим признакам требования народов России были ближе к аналогичным программам в Европе, а не в колониях. Распространялась же тенденция к возникновению национально-освободительных движений похожим образом и в Европе, и в колониях. Интеллигенция смотрела на более ранние такие движения, проникалась их идеями отчасти даже невольно, бессознательно и примеривала их на себя. В этом случае как раз у многих народов России есть сходство, всё же, с колониями, так как интеллигенция появилась только с нарастанием модернизации и сразу оказалась проникнута идеями освобождения нации, в то время как в Европе эти идея восприняла давно существовавшая интеллигенция. В этом и ответ на начало вопроса. В России национальный вопрос обострился, когда стали возникать национальные интеллигенции, когда образование стали получать в массовом порядке не только представители знати, но и более низких сословий, прежде всего, разночинцев.
Законы были в целом справедливыми, хотя и не во всех отношениях. Представители всех национальностей формально были равны. Общество продолжало делиться на сословие, но по большей части уже чисто формально: налоги, воинская повинность и другие основные права и обязанности уже уровнялись. Но наблюдались и исключения, вроде запрета на приём в гимназии выходцев из низших сословиях – «кухаркиных детей». Наибольшие притеснения наблюдались в отношении религии. Например, переход из православия в другие конфессии был запрещён, а переход из них в православие приветствовался. Иудеи (за исключением высокобразованных и самых богатых) не могли выезжать за черту оседлости – закон налагал ограничения именно по религиозному, а не по национальному признаку.
Однако, как это часто бывает в России, главным был не закон, а сложившаяся судебная и административная практика. Не было закона, по которому полякам предписывалось мешать продвигаться по службе, однако это делалось. Права иудеев (именно иудеев, а не этнических евреев) закон ограничивал, но ни один документ не предписывал устраивать еврейские погромы. Однако погромы были, причём задолго до озлобившей патриотические круги революции, и преследовали людей именно по соответствующим этническим признакам, а не по вероисповеданию.
Долгое время официальный Петербург проявлял равнодушие к национальным проблемам. В конце XIX в. самодержавие стало проводить политику русификации национальных окраин.
В начале 1900 г. сдвигов в решении национального вопроса не произошло. Только в отношении Польши были сделаны некоторые послабления. Правительство признало, что насильственное насаждение русского языка в делопроизводстве, системе образования и сфере культа привело лишь к отрицательным результатам. После революции 1905-1907 гг. было разрешено преподавать польский язык и Закон Божий на польском языке. В то же время в России усилились антипольские настроения, особенно среди монархистов. Со своей стороны некоторые поляки демонстрировали русофобию.