В «Капитанской дочке» поединок изображен сугубо иронически. Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит донельзя забавно: «Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. “А, Петр Андреич! - сказал он, увидя меня. - Добро Как это вас Бог принес? по какому делу, смею спросить? ” Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свой единственный глаз. И эта сцена «Переговоров с секундантом» , и все дальнейшее выглядит как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Героическое отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля. Иван Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка судебного поединка, а призванная только потрафить самолюбию дуэлянтов, несомненно, абсурдна. Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои. Рыцарские, хотя и смутные, представления Гринева отнюдь не совпадают со столичным гвардейским цинизмом Швабрина, для которого важно убить противника, что он однажды и сделал, а не соблюсти правила чести. Он хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя это и против правил. И не потому, что Швабрин какой-то особенный злодей, а потому, что дуэльный кодекс еще размыт и неопределен. Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление Савельича. И вот здесь отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар. Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения Пушкина к стихии «незаконных» , неканонических дуэлей, открывающих возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией. Возможности такие возникали часто. Особенно в армейском захолустье, среди изнывающих от скуки и безделья офицеров
На уроке математики работали в парах: каждый должен был выполнить один столбик примеров.
Саше примеры в первом показались легче и она сказала Лере:
— Я буду решать правый столбик, а ты левый.
— Ну уж нет, – заявила Лера, – сама решай левый, я уже первый пример списала!
— Ты мне больше не подруга! – зашипела Саша.
— Да не очень-то и хотелось!
— Ах, так! Тогда больше проси у меня на велосипед покататься!
— А когда это я у тебя попросила???
Пока они препирались, самостоятельная работа закончилась, прозвенел звонок и девочки сдали пустые тетради.
Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит донельзя забавно: «Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. “А, Петр Андреич! - сказал он, увидя меня. - Добро Как это вас Бог принес? по какому делу, смею спросить? ” Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свой единственный глаз. И эта сцена «Переговоров с секундантом» , и все дальнейшее выглядит как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Героическое отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля.
Иван Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка судебного поединка, а призванная только потрафить самолюбию дуэлянтов, несомненно, абсурдна.
Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои.
Рыцарские, хотя и смутные, представления Гринева отнюдь не совпадают со столичным гвардейским цинизмом Швабрина, для которого важно убить противника, что он однажды и сделал, а не соблюсти правила чести. Он хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя это и против правил. И не потому, что Швабрин какой-то особенный злодей, а потому, что дуэльный кодекс еще размыт и неопределен.
Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление Савельича. И вот здесь отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар.
Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения Пушкина к стихии «незаконных» , неканонических дуэлей, открывающих возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией.
Возможности такие возникали часто. Особенно в армейском захолустье, среди изнывающих от скуки и безделья офицеров